В Христову ночь

(Посвящаю дорогому брату Н. И. Горбунову).

I.

В Христову ночь то было. Предо мной
Вдоль исполинской лестницы соборной
Спешившая толпа текла рекою черной.
В угрюмой тишине ночной
На всех устах был слышен только шопот.
Лишь чей-то грубый смех, да ржание и топот
Жандармских лошадей, метавшихся окрест,
Да нищенок-детей тоскливые стенанья
Смущали робкий трепет ожиданья.

Но вот сквозь полумрак блеснул подъятый крест,
На золотых шестах хоругви задрожали,
Луч фонаря сверкнул на тусклых образах,
И ризы пастырей тревожно замерцали.
В каком-то облаке таинственной печали
Прошли они искать измучившийся прах
И не нашли его в тиши могильной сени…
Но их не обуял смертельный, тяжкий страх,
И поднялись они на паперти ступени,
И бросился народ за ними жадно вслед.
Раскрылися врата, и брызнул яркий свет,
И гимн любви, смерть смертью победившей,
Помчался над толпой, в молчании застывшей!

И выстрел пушечный донесся точно стон,
И хор колоколов отвсюду отозвался.
В морозном воздухе поплыл протяжный звон,
И звуков океан гудел и разливался.
Обвился город весь гирляндою узорной
Желтевших плошек, флагов и свечей;
И восемь ангелов над кровлею соборной
Из каменной кадильницы своей
Бросали в высь пурпуровое пламя, —
Оно взвивалося, как знамя,
Как царственный привет земного торжества,
К незримому престолу божества!

II.

О детских днях воспоминанье,
Как радостной весны душистое дыханье,
Повеяло во мне ласкающим теплом:

Я счастлив был тогда в неведеньи своем.
В сияньи детских грез вставала без конца
Слепившая своим величием картина:
Торжественный возлет воскреснувшего сына
На лоно вечного творца.
Тогда в Христову ночь казались люди мне
Простыми, милыми и кроткими детями
Любимого отца. В каком-то чудном сне
Весь мир я обнимал наивными мечтами.
Мне чудилось — поток любви лился с небес,
Уста мои блаженно отвечали
На братский поцелуй и набожно шептали:
«Во истину воскрес! Во истину воскрес!».

III.

А в эту ночь я был исполнен горьких дум.
Давно я сверг с себя неведенья оковы,
Давно с людских сердец сорвал я все покровы,
Давно их душный мрак раскрыл мой алчный ум.

И страшно одинок я был в тот шумный миг,
Когда меня вносил наплыв народных волн
В ликующий собор.
Я с ужасом постиг,
Каким обманом был восторг минутный полн!

И вещие слова пророка давних дней,
Как погребальный плач, уныло зазвучали
Из темных тайников больной души моей;
Его святую скорбь они с моей сливали,
Как-будто в вышине, там, где-то, надо мной
Склонился тихо он, и сердца чутким слухом
Ловил я речь его:

«О бедный мир земной,
Как нищ ты в эту ночь любви могучим духом!
Как мертвен человек безбожных ваших дней!
Для подвигов добра так лжив он и бессилен!
Он только на словах горячий друг людей,
Он только на словах любовью изобилен.

Но тяжким, холодом полна душа его
И дикой гордостью душа его объята:
Все человечество он обнял бы, как брата,
Но не обнимет — нет — он брата своего.

Дрожащий в рубище бродяга изможденный,
Пусть в эту ночь к нему, как к брату, подойдет:
Брат о Христе его с презреньем оттолкнет,
Безумной дерзостью безмерно изумленный!..

Кто примет странника, кто нищего возлюбит
И все разделит с ним — и хлеб свой и кафтан.
Тот приютит Христа, Христа тот приголубит…
Пи как далек Христос от этих христиан!
Под кровлей их домов Христу закрыт приют,
Они Христа безжалостно изгнали
В ночлежные дома, в темницы, в госпитали,
И христианами себя они зовут!..

И жизнь черствеет в них. Мертвящий образ Скуки
Растет в них и твердит: «Нет, лучше не живи…
И люди на себя накладывают руки.
Ваш мир становится могилой без Любви!».

IV.

И мука этих дум, как буря, возмутила
Всю душу мне. Она меня манила
Пробиться сквозь толпу, взбежать по ступеням
На бархатный помост багряного амвона
И крикнуть с высоты на весь огромный храм
Сквозь гул пальбы, сквозь переливы звона:
«Вы христиане?!. Вы?!. Теперь упоены
Восторгом радости беспечной,
Нa дне сердец, как прежде, вы полны
Одной враждой бесчеловечной!
Вы христианки?!. Вы?.. Изнеженное тело
Вы рады выставлять и в храме на показ,
То мишурой прикрыв, то наготою смелой
Дразня распутства жадный глаз.
Вы полуматери и полусодержанки!
О, если б тень смиренной христианки
Апостольских времен явилась бы меж нас, —
Каким стыдом, какой тоской за вас
Зажегся б взор ее!.. И, жалости полна,
Пред вами б ниц повергнулась она
И умоляла б вас, сестер ее несчастных,
Забыть безумный бред мечтаний сладострастных,
От неги и страстей пойти во след Христу,
Спасая сердца чистоту
Трудом, святым трудом для нищих и болящих,
Для всех отверженных, гонимых и скорбящих!
Вы христиане?!. Вы?!. Растерянной толпой
От колыбели и до гроба
Вы рабски тащитесь преступною тропой.
Над вашей верою трусливой и слепой
Смеется ваш разврат, насилие и злоба!
Вся ваша жизнь — насмешка над Христом,
Над мудростью его божественных стремлений,
Сплошной позор кощунственных глумлений
Над человечества растерзанным вождем!..

Чтоб безбоязненно день изо дня тянуть
Цепь черных дел и пиршеств беззаботных,
Вы жалким лепетом молений мимолетных
Стремитесь бога обмануть!
Опомнитесь!».

Но мертв был мой язык.
Что значит голос мой?! Пред вековым обманом
Он прозвучал бы так, как чайки слабый крик
Звучит над мрачным океаном…