Я прожил целый день…

Я прожил целый день в миру
Потустороннем
И бодро крикнул поутру:
«Кого схороним?»

Ответ мне был угрюм и тих:
«Всё — блажь, бравада,
Кого схороним?! — Нет таких?..
Ну и не надо».

Не стану дважды я просить,
Манить провалом.
Там, кстати, выпить-закусить —
Всегда навалом.

Я и сейчас затосковал,
Хоть час — оттуда.
Вот уж где истинный провал,
Ну просто — чудо.

Я сам шальной и кочевой,
А побожился:
Вернусь, мол, ждите, ничего,
Что я зажился.

Так снова предлагаю вам
Пока не поздно:
Хотите ли ко всем чертям,
Где кровь венозна,

И льет из вены, как река,
А не водица.
Тем, у кого она жидка,
Так не годится.

И там не нужно ни гроша, —
Хоть век поститься!
Живет там праведна душа,
Не тяготится.

Там вход живучим воспрещен
Как посторонним,
Не выдержу, спрошу еще:
«Кого схороним?»

Зову туда, где благодать
И нет предела.
Никто не хочет умирать —
Такое дело.

Скажи-кось, милый человек,
Я, может, спутал:
Какой сегодня нынче век,
Какая смута?

Я сам вообще-то костромской,
А мать — из Крыма.
Так если бунт у вас какой,
Тогда я — мимо.

А если — нет, тогда еще
Всего два слова.
У нас там траур запрещен,
Нет, честно слово!

А там — порядок — первый класс,
Глядеть приятно.
И наказание сейчас —
Прогнать обратно.

И отношение ко мне —
Ну как к пройдохе.
Все стали умники вдвойне
К концу эпохи.

Ну, я согласен — поглядим
Спектакль — и тронем.
Ведь никого же не съедим,
А так… схороним.

Ну почему же все того…
Как в рот набрали?
Там встретились — кто и кого
Тогда забрали.

И Сам — с звездою на груди —
Там тих и скромен, —
Таких как он там — пруд пруди!
Кого схороним?

Кто задается — в лак его,
Чтоб — хрен отпарить!
Там этот, с трубкой… Как его?
Забыл — вот память!

У нас границ полно навесть:
Беги — не тронем,
Тут, может быть, евреи есть?
Кого схороним?

В двадцатом веке я, эва!
Да ну-с вас к шутам!
Мне нужно в номер двадцать два —
Вот черт попутал!