Зимняя идиллия

Положим, мы были как будто бы муж и жена.
И жили, примерно бы, вместе лет десять-пятнадцать.
А муж и жена, как у нас говорится, одна сатана —
Мы ссорились днем бы, а ночью не уставали любить-миловаться!
Положим, положим, допустим подобный расклад…
Вот сумерки зимние лижут стекло ветровое.
И вновь начинается рай, когда только что кончился ад,
И ад зарастает тугой, терпеливою, терпкой травою.
И вот мы уснули, прижавшись друг к другу во тьме,
А сны одинаковы, но одиноки, допустим.
А дело, положим, лишь только в пурге и зиме,
В ненастье, в пурге, в безразмерной декабрьской грусти!
А утром пурга отступает и чайник сопит,
И будто суббота бы или, возьмем, воскресенье,
И город, мужицкие плечи расправив, младенчески спит,
А я выхожу в занесенные, сонные сени.
И снег подгребаю, и двор убираю, и вновь
К тебе возвращаюсь, а чайник заране заварен.
И я говорю — просыпайся, голубка моя и любовь,
Ты будешь пить чай, а я буду играть тебе песни на нашей кифаре.
Как Дафнис и Хлоя… но там не бывает зимы.
И эта идиллия нам не подходит, наверно.
А коль подошла бы, то это бы были не мы.
Мы люди, как люди — и мне с тобой любо и скверно.
И ты не жена мне, и я тебе вовсе не муж,
А муж у тебя проходимец, хотя я его и не знаю,
И знать не хочу, и гнилых бы наелся он груш,
И как ты живешь с ним, уродом, такая Даная!
Такая красавица, дьявол тебя бы побрал!
Цирцея, в свиней обратившая всех ходоков по округе.
Но самый догадливый, кажется, бросился в чистый Урал,
Не давшись в твои справедливые честные руки.
Но это не я. И допустим, допустим и то —
Ты все для меня в этом мире, а я в этом мире никто…