Иначе я не мог

Зияли дула, надвигались танки
на наши огневые рубежи.
Дымились танков черные останки
в полегшей курской нашей русской ржи.
Тогда, в боях под Обоянью,
я думал: вряд ли к матери вернусь.
Ничком паду от жаркой раны,
и злой судьбе навеки покорюсь.

И то письмо, что написал намедни
в неразберихе фронтовой,
считал своею весточкой последней:
хотел проститься, кровная, с тобой.
Не осуди меня, родная мама,
иначе в те минуты я не мог…
А что остался жив под Обоянью —
твою мольбу, видать, услышал Бог.

Я вновь и вновь припоминаю,
как лейтенант поднялся, вскинул пистолет:
— За мной!..
Зверью пощады нет!
Стонали пушки и ревели танки,
«катюши» рыкали в ответ,
и в этой преисподней кочегарке,
сходя с ума,
плясала смерть.