Когда наступит срок…

Однажды в лавке антиквара
Средь прочего товара
Заброшенный, забытый инвалид —
Шпажонка ржавая, убогая на вид,
Хвалилась пред другою шпагой
Своею честью и отвагой:
«В алмазах, в золоте, в чеканном серебре,
В ножнах из вылощенной кожи
Висела гордо я на вышитом бедре
Не одного вельможи.
За чью я не боролась честь?
Каких не добивалась целей?
И не припомнить и не счесть
Моих триумфов и дуэлей.
Случалось, справиться с врагом я не могла
Путем прямым… Ну что ж? Не скрою:
Борьбу решал порою
Удар из-за угла.
Изведав крови благородной,
Нашла я после вкус в крови простонародной.
Вот, подлинно, где был кровавый пир.
Как не сказать судьбе спасибо?
В те времена едва где-либо
Поднимет ропот сельский мир,
Готов был скорый суд для обнаглевшей черни.
Без лишних слов и без прикрас:
Справляла я тогда не раз
Кровавые обедни и вечерни.
— Вой, подлый род, стенай, реви!
Не шутки шутим мы и не играем в прятки! —
Купалась я тогда в крови
От острия до рукоятки!
Нам сердце закаляет гнев:
Остервенев,
Без всякой жалости я буйный сброд колола,
Колола…»
«Эк, замолола!
Опомнись, матушка. Ей-ей, ты мелешь вздор! —
Ввязался тут со шпагой в спор
Топор. —
Нашла хвалиться чем старуха:
Рядилась в золото, в шелка,
Походом шла на мужика…
Ох, баба, баба-говоруха!
В одной тебе еще беда б невелика,
Да шла-то ведь в поход ты, чай, не без полка.
Вовек мужицкого тебе б не видеть брюха,
Когда б не эта рюха,
Слуга твой верный — штык, сосед твой по стене.
Вот с кем потолковать хотелося бы мне.
Все — непутевый — он деревню, так бездолит:
Ему — кто подвернись, хотя бы мать, отец,
Приказано — конец:
Знай, колет!
А только, милая, все это до поры.
Дождемся мы венечной свалки.
Куются где-то топоры
Иной закалки.
Слышь? Топоры, не палки.
Эх, в тапоры я саж, чай, здесь не улежу!
Смекай-ка, что я доложу, —
Тебе, дворянке, не в угоду:
Не только топора, что на колоду!
Ему крестьянский люд обязан всем добром,
И — коль на то пошло, — скажу: лишь топором
Себе добудет он и счастье и свободу!»