Дающая успех развратнейшим злодеям,
Фортуна! долго ли ты будешь ослеплять
Сим ложным блеском нас, что вкруг тебя рассеян?
Доколе нам твоих кумиров почитать
Служением бесчестным и бесплодным?
И прихотей твоих наряд
Всегда ли будет добр и свят
Перед лицом народным?
И худшие твои дела мы обожаем,
Когда венчает их удача — всё тогда
Велико, славно в них; пороки называем
Мы добродетелью изящной, без стыда,
Тебе бы лишь служили в угожденье,
И самый недостойный твой
Любимец есть для нас герой, —
В таком мы заблужденье!
Но сколько б титлами ни славились своими, —
Очами разума вблизи их разобрав,
Сих добльственных мужей, увы! найдем какими?
Безумцы, гордецы, презрители всех прав,
Неистовы, коварны и жестоки, —
Вот доблесть странная, где все
В едином собраны лице
Гнуснейшие пороки!
Премудрость истинных героев совершает
И зрит с высот своих, колико низки те,
Которых только длань Фортуны возвышает;
Ниже завидует, что рок, по слепоте,
Дарит победы им несправедливы:
Они, при всех своих делах,
Нередко суть в ее очах
Разбойники счастливы,
Что? — в страхе всю когда Италию представлю,
Весь Рим в крови — добром я Силлу помяну?
И Македонского за то царя прославлю,
За что я Аттилу как варвара кляну?
Приму я храбрость ту за добродетель,
Что в грудь мне хладно меч вонзит?
И должен я того хвалить,
Кто общих бед содетель?
Какие видим мы черты в бытописаньях,
Завоеватели свирепые, о вас?
О дерзких замыслах, обширных начинаньях —
Законных здесь царей престол тиран потряс,
Опустошает ратник сел обилье,
Огнем стремится грады стерть —
Там стар и млад приемлют смерть,
Там жен и дев насилье.
О, неразумные! о, сколь мы слепо судим,
Когда уже сии нас подвиги дивят;
Ужели царь велик в уничиженье людям,
И только ль славе он, вредом гремящей, рад,
Что грабежом себе, убийством стяжет?
Сей образ на земле богов
Одним ли верженьем громов
Свою нам мочь окажет?
Но пусть бы не было без ратных дел возможно
И без трудов стяжать едину, прочну честь, —
Скажите, кто свои победы мог неложно
К искусству своему и к храбрости причесть?
Кому случайность тут не помогала?
Неопытен, строптив Варрон
Навлек Эмилию урон,
Прославил Аннибала.
Кому же истое припишем мы геройство
И слава, собственно, кому принадлежит?
Царю, в ком правота и мир — суть сердца свойство.
Который подданных блаженством дорожит;
Льстецов тенетами не уловленный,
Прямой Отечества отец,
Приемлет Тита в образец
К щедроте ежедневной.
Пусть тот, кто в храбрости всю добродетель ставит,
Себе бы Сократа вообразил царем,
Что вместо Клитова убийцы царством правит:
Примерный царь, — не царь, но бог сиял бы в нем,
Который осчастливит миллионы;
Но сколько бы, напротив, мал
На Сократовом месте стал
Завоеватель оный!
Престаньте ж, витязи, хвалиться тщетным видом
Лавровых сих венцов, на них же кровь и прах!
Тиран, сообщник хитр Антонию с Лепидом,
Вотще б рассеевал по всей вселенной страх:
Он Августом отнюдь бы не нарекся,
Когда б, в противность прежних дел,
О правде он не порадел
И в милость не облекся.
Несчастием свое геройство искусите,
О пресловутые геройские главы!
Измену счастия, не изменясь, снесите!
Пока оно вам льстит, дотоле мочны вы!
Но в малом чем запнет вас рок противен —
Личина сорвана долой,
Исчез блистательный герой,
И слабый смертный виден.
Немногие тому усилия потребны,
В завоеватели кто хочет быть включен;
Но тот, кто победить умеет рок враждебный,
Заслуживает быть Великим наречен.
Ничто его достоинств не отъемлет;
Тивериевых шум побед
И Варуса постигший вред
Он равнодушно внемлет.
В несчастья никогда дух бодрый не теряя,
А упоение благополучных дней
Всегда спасительной боязнью умеряя, —
Биемый вихрем бед, он глубже и сильней
Во добродетели укоренится,
Фортуна может нас забыть,
Но мудрый должен твердым быть:
Судьба переменится.
Вотще Энею зло Юнона умышляла:
Премудрость! ты ему покров необорим:
Его потомков ты в несчастьях укрепляла,
Доколе наконец победоносный Рим
Пунически сверг стены в прах — сторицей
Своих героев смерть отмстил
И тамо лавры возрастил,
Где были кипарисы.
Будьте первым, кто прокомментирует это стихотворение?