Приютино

Посвящено Елисавете Марковне Олениной

Еще я прихожу под кров твой безмятежный,
Гостеприимная приютинская сень!
Я, твой старинный гость, бездомный странник прежний,
Твою приютную всегда любивший тень.

Край милый, сколько раз с тобою я прощался;
Но как проститься с тем, что в нас слилось с душой?
Всё, чем я здесь дышал, чем втайне наслаждался,
Всё неизгладимо везде ношу с собой!

Есть край, родной мне край зефиров легкокрылых;
Там небо и земля и воздух мне милей!
Но где людей найти, душе моей столь милых?
Где столько сладостных воспоминаний ей?

Здесь часто, удален от городского шума,
Я сердцу тишины искал от жизни бурь;
И здесь, унылая моя светлела дума,
Как неба летнего спокойная лазурь.

Здесь часто по холмам бродил с моей мечтою,
И спящее в глуши безжизненных лесов
Я эхо севера вечернею порою
Будил гармонией Гомеровых стихов.

Вам, дети тайные души моей свободной,
Вам, думы гордые, здесь глас мой жизнь давал;
И, пылкий юноша, ты, друг мой благородный,
Мой слыша смелый стих, кипел и трепетал!

Но чаще, сев я там, под сосной говорливой,
Где с нею шепчется задумчивый ручей,
Один, уединен, в час ночи молчаливой
Беседы долгие вел с думою моей.

О! кто переходил путь бедствий и крушенья,
Тот знает, отчего душа и дума в нас
Влечется в тихие лесов уединенья,
Зачем полуночный, безмолвный любит час.

Так, здесь я не один; здесь всё, чем сердце дышит,
Надежды юности, сердечные мечты,
Всё видит в образе, всего здесь голос слышит,
И ловит милого воздушные черты!

Уединение для сердца не пустыня:
Мечтами населит оно и дикий бор;
И в дебрях сводит с ним фантазия-богиня
Свиданья тайные и тайный разговор.

Пустыня не предел для мысли окрыленной:
Здесь я, невидимый, всё вижу над землей;
Воздушной жизни всей участник сокровенный,
Делюся бытием, живу не сам собой.

Душой сливаюся с лазурью бесконечной,
С златыми звездами, поэзией небес!
С тобой беседую, художник мира вечный!
И с книгой дивною божественных чудес!

Вот чем влеком опять под кров твой безмятежный,
Гостеприимная приютинская сень!
Я, твой старинный гость, бездомный странник прежний,
Еще мою главу в твою склоняю тень.

Ты тот же всё еще, край мирный и прелестный!
Свежи твои цветы, предел твой так же тих;
Без шума всё течет поток твой неизвестный,
Как счастье скромное властителей твоих.

Но я уже не тот беспечный сын свободы,
Лелеявший мечты дубрав твоих в тиши.
Увы! не многие, но гибельные годы
Умчали молодость и жизнь моей души.

Они затмили свет надежд, меня жививших,
Убили жизнь младых и недоцветших лет.
Ударов роковых, мне мир опустошивших,
На бледном я челе ношу глубокий след.

Но, тщетным ропотом я року не скучая,
Как грусть бессловная, грущу наедине;
Я слезы, пред людьми души не унижая,
Скрыл в их источнике, в сердечной глубине.

Долины мирные, лесов уединенья!
Нет, я не прихожу покой ваш возмутить;
Живой я прихожу искать воды забвенья:
Поток приютинский, мне дай его испить!

Вот здесь я, заключен зеленой сей стеною,
Мой ограничу взор прудом недвижным сим:
С его спокойствием сольюсь моей душою
И обману печаль бесчувствием немым.

Вот здесь семья берез, нависших над водами,
Меня безмолвием и миром осенит;
В тени их мавзолей под ельными ветвями,
Знакомый для души, красноречивый вид!

При нем вся жизнь, как сон, с мечтами убегает,
И мысль покоится, и сердце здесь молчит.
И дружба самая здесь слез не проливает:
О храбром сожалеть ей гордость запретит.

За честь отечества он отдал жизнь тирану,
И русским витязям он может показать
Грудь с сердцем вырванным, прекраснейшую рану,
Его бессмертия кровавую печать! —

Но вечер наступил; вокруг меня молчанье,
О, как торжественна ночная тишина!
И вот, и на леса и на холмы сиянье,
Поднявшись, полная рассыпала луна.

О луч серебряный полночного светила!
Что одинокий ты к груди моей летишь?
Что за волшебная в твоем блистаньи сила?
О луч таинственный, ты что мне говоришь?

Нисходишь ли с высот, сиянием прекрасным
Прекрасный свет иной земле предвозвещать?
Иль утешительный склоняешься к несчастным,
Над бледным их челом надеждою сиять?

Твой свет в меня лиет святое трепетанье!
Резвей волнует кровь вкруг сердца моего!
О мертвом юноше родит воспоминанье!..
Небесный, кроткий луч, ты не душа ль его?

Как гласом ближнего, как друга призываньем
Мой слух ласкается в вечерней тишине!
Мне сердце говорит веселым трепетаньем,
Здесь, есть невидимый, но кто-то близкий мне.

О ты, на дружество мне в жизни руку давший!
Я чувствую, ты здесь, небес незримый дух:
О, видим ты душе, тебе не изменявшей,
Не раз являясь ей как утешитель — друг.

Так, если, сбросив прах, дух чистый избирает
Места любезные обителью своей,
Здесь, в сих местах давно дух сына обитает
Незримым гением отеческих полей.

О гость приютинской обители смиренной!
За всё, что в ней найдешь для сердца твоего,
За всё благодари душою умиленной
Благого гения убежища сего.

И если, здесь бродя полуденной порою,
Ты сядешь, утомлен, берез в густой навес,
И вдруг тебе в лицо, горящее от зною,
Прохладою дохнет с незыблемых древес,

То будет он! Здесь он вливает в воздух сладость,
Свежит цветы, луга родных своих полей;
Ниспосылает он и мир на них и радость,
И тихим счастием лелеет их гостей.

О, дай ты, дай и мне, мой дух-благотворитель!
Хотя спокойствием все траты заменить.
Но, верно, не могуч и он, небесный житель,
Утраченного здесь для смертных возвратить.

Он не забыл того, чьей арфой тихоструйной
Слух юный услаждать любил в земной стране,
Но, лишь являяся в виденьях ночи лунной,
На небо грустному указывает мне.