Прощание с Вадимом Кожиновым

1.

На берегу, покинутом волною,
Душа открыта сырости и зною.
Отягчена полуземным мельканьем,
Она живёт глухим воспоминаньем.
О, дальний гул! Воспоминанья гул!
Ей кажется, что океан вздохнул,
Взрывает берег новою волною
И полнит душу мутной глубиною.

2.

На повороте долгого пути,
У края пораженья иль победы,
Меня ещё успели вознести
Орлиные круги твоей беседы.

Открылись широта и рубежи,
Уступы переливчатой натуры,
Парение насмешки и души
В тумане мировой полукультуры.

Ноздрёвский жест, неверная струна,
Бредущая из юности по следу.
Могучая оглядка Бахтина
Отметила молчанием беседу.

А сколько лиц! А сколько голосов!
Ты промотал полжизни, не скучая.
Как пауза, Владимир Соколов
Возникнул, ничего не обещая.

Не сосен шум твой тонкий слух привлёк –
Рубцовский стих угрюмо шевельнулся.
Но звук угас, как золотой намёк…
И Передреев горько усмехнулся.

Я слышал гул твоих былых страстей
Из твоего початого стакана.
И ты сказал: – Чем старе, тем сильней… –
И я услышал рокот с океана.