Скрипка

Заря запуталась в кустах,
но нам на новом перекрёстке
большое солнце на руках
несут сибирские берёзки.
Нас на коне бровастый дед
повёз лесной дорогой узкой:
тогда мне было десять лет,
не знал ни слова я по-русски.
Меня старик спросил:
— Как звать?
— Артур! — мой брат ему ответил.
— Ты музыкант, сынок?
Сыграть ты мне должон,
когда приедем.
— Играть не сможет мой артист,
в футляре — щепки в мешковине,
а скрипку, дед, разбил фашист.
— Да что ты! Где?
— На Украине.
В село Лучи ворвался фриц,
где жили мы, где насмотрелись…
Израненную песню птиц
прижал к груди измятый вереск.
Эсэсовцы вломились в дом
и шнапс настойчиво просили,
а мать сказала:
— Шнапс не пьем…
И нашу маму застрелили.
— А ну-ка, марш сыграй, щенок, —
один приказывал с улыбкой.
Он:
— Нет! — шепнул.
И в потолок взлетели щепки…
щепки скрипки.
…Бежали мы от пуль, огня,
бежали от немецкой речи.
Спасибо, брата и меня
к своим доставил наш разведчик.
— Но ты старшой… Себя избавь
от дум полынных…
— Понимаю.
— Гляди: село,
для вас изба,
и председатель вас встречает.
А скрипку дай-ка мне, сынок,
верну ей голос — успокоюсь.
Мечту твою убить не смог
Германец опытной рукою.
Шли дни…
И я пришёл в колхоз
работать с новыми друзьями.
Там листья падали с берёз
на землю желтыми дождями.
Грузили мы мешки с зерном,
в упряжке спали коровенки,
а бабы по ночам тайком
оплакивали похоронки.
…Когда обедать собрались,
сибирский дед принёс мне
скрипку:
— Готова. На, Артюш. Учись.
Теперь сыграй,
— сказал он хрипло.
Я тут же струны натянул…
Настроив, оглядел полянку…
Играю…
Душу всколыхнул…
Растрогал деда «Варшавянкой».