Я человечествую

(Поэма)

Вере Клишиной —
человеку, начинающему жизнь.

Звучаньем переполненная видимость
От зримых грохотов неотделима.
Клокочет мир в себе,
собою грезит,
Собою отрицается
и кружится
Безостановочно и неразумно…
Соприкасаясь с общей колготою,
Он все желает притянуть и поглотить
И ко всему приблизиться стремится.
Он развивается
в противоборстве сил
И, обнажаясь,
облипает новым,
Становится увесистей и крепче,
И нет конца
разматыванью быстрому,
Нет удержу
несносному размаху.
Идет сраженье.
Время всемогущее
Развертывает яростно событья,
Как ветер разволнованного зала
В момент,
предустановленный заранее,
Сам
чудом
раскрывает партитуру.
На помост
незаметный и торжественный,
Набухшей тишиною возведенный,
Я светом взглядов чьих-то озарен,
Я изнемог от легкости,
влекущей
К отрыву
и ко взлету безраздумному.
Я вниз смотрю,
чтоб не подняться кверху.
Я поднимаю руки.
Все
молчанием
Захлебывается.
Оно горланит
Еще упорней и звончей,
чем прежде,
Но я и сам кричу
и этим начисто
Все остальные звуки
заглушаю.
Неповторимый трепет разлетается
И застывает,
все обдав собою,
И исчезает,
все обняв собою.
Я умолкаю.
Все ревет сияюще,
Истомлено
охотой подчиниться.
Я руки
в стороны разбрасываю,
И чем встает заметней
невозможность
Отъединить их от себя,
отринуть —
Тем я неистовей махаю ими.
Всего себя хочу разбить на клеточки
И по миру
раздуть,
разнесть,
рассеять,
Чтоб к каждому,
кто существует на земле,
Прилипла часть меня,
и я мог всюду
Присутствовать,
и находить себя,
И все переносить,
и все изведывать,
И все вмещать
в свой небольшой размер.
Но я прислушиваюсь
к шуму сложному
И замечаю,
как он изменился
От моего самораспепеленья.
Он стройным стал,
в нем виден смысл
знакомый мне.
Свои движенья
в нем опознаю я,
По воле
поворотов,
взмахов,
выдержек
Моих
он перекличку производит
Могучую и смелую,
как буря,
И, как травинка,
свежую и складную.
Я звуками
командую ретиво.
Я придаю им
собственную слаженность.
Я разбираю их
и собираю
И направляю рваться
по пределам,
Мне надобным
и мною установленным.
Все служит мне,
и я служу всему.
Я знаю:
стоит мне остановиться,
Утихомириться,
застыть недвижно —
Мир станет адом,
вой закуролесит,
Я снова
криком схвачусь,
как пламенем,
И сгину
неизбежно и бесследно.
Один исход —
изматываться заживо
В ожесточенном руководстве
пеньем
Измученного,
радостного мира.
Я судорогами
с ним навеки связан,
Как пасмами
неразличимых нитей.
Я миром одержим,
как лихорадкою.
Я вижу мир,
над пультом возвышаясь.
Я слышу мир.
Я управляю миром.
Мир управляет мною.
Я блаженствую,
Я исхитряюсь,
слабну,
умираю.
Чужая партитура
перелистана,
И переиграна,
и пережита.
Все корчится
в открытом изумленье.
Но нет,
я не прельщусь
аплодисментами,
Я не остановлюсь,
не поклонюсь.
Как только перестану я размахивать —
Я сразу же исчезну
навсегда.
Назло себе и злу
я сочиняю,
Да, сочиню —
сейчас, без перерыва —
И заодно
исполню напоказ
Свое происхожденье позабытое,
Свое предчувствие
того, что будет,
Свою сродненность
с будущим и прошлым,
Свою соединенность и единственность,
Свое истолкованье бытия.
В мое
произведенье безыскусное
И несколько внезапное
влюблен я
Уже задолго до его рожденья.
В нем будут
все созвучья
расположены
По моему разумному приказу.
Вселенная себя
в нем будет созерцать,
И ликовать
от жуткого восторга,
И звезды лить обильно,
словно слезы.
Я буду
наблюдать в себе
Вселенную
И восхищаться буду
вместе с ней.
Мне ясно:
мой удел,
мое призвание —
Вселенную вселенной забавлять,
Себя собою измывать усердно,
Стремиться
изнутри разнесться вдребезги,
И тонких жалоб
не произносить.
Пока успокоенье
не допущено,
Пока глаголят
вместо глотки
руки —
Могу я заявить:
я всюду есмь,
Все мне внимает
с кротостью обманчивой,
Во всем
я признаю свою родню,
Все радо покоряться
духу сильному,
Взлелеянному дивами мирскими,
Похожему на них
в своих обычьях.
Я чувствую
отчетливые позывы
В себе, во всем
к взаимному согласью.
Оно прибудет, может быть, со временем.
Его приход
свершится в бурный день.
Лишь для него
я здесь изнемогаю
На перекрестке
всех страстей и говоров,
На перепалке
сущностей земных.
Одним лишь обстоятельством встревожен я:
Кто должность заступить мою
решится,
Когда иссякнут соки в голове,
Когда из сердца
смертный вопль исторгнется,
И руки свянут,
и я молча грохнусь?
Не жить я не страшусь.
Мне суждено
Во всем запечатлеться и остаться.
Я не умру,
я умереть не в силах.
Я перестану произвольно двигаться,
Но быть не перестану никогда.
Мне завещать и некому и нечего.
Я — все мое богатство и наследство.
Прощаясь с светом,
я произнесу:
Пусть все старается
быть посговорчивей,
Пусть это не в ущерб ему пойдет,
Пусть человек
возлюбит человечество,
Пусть ни на миг не остывает схватка
Цепляющейся единичной воли
С природою
в ее многообразии,
В ее капризности
и красоте.
Пусть сочиняются безостановочно
Все новые и новые мотивы
И сочетанья разнородных звуков.
Пусть все поет
своим особым голосом
О том, о чем поют
и все другие.